Обыкновенные судьбы

Память о войне хранят не только архивы, но и наши родители, родные, которым выпало появиться на свет в 20-е, 30-е, которые уже в сознательном возрасте пережили войну. Но, к сожалению, годы бессердечны. И то, что вчера было в памяти, казалось, навечно, сегодня стирается и уходит в небытие. Хорошо, когда уже давно взрослые дети знают судьбу родителей и благодаря этому – историю своей малой родины. Воспоминания очевидцев дорогого стоят: благодаря им эта история становится живой.

Анна

Первое знакомство с Анной Федоровной Кочалко, жительницей д. Малая Березина, что километрах в десяти от Любавич, состоялось несколько лет назад. Прогуливаясь, она часто выходила на дорогу к кринице, возле которой останавливались попить вкусной воды, а то и набрать с собой, грибники, ягодники, многие из которых – уроженцы здешних мест. Опираясь на верную помощницу – палку, Анна Федоровна расспрашивала о лесном урожае и о том, чьи мы будем, ведь неместных здесь, как правило, не бывает. Такой она и помнилась эти несколько лет: маленькая, сухонькая, с прямой спиной и добрым взглядом удивительно голубых глаз.

Узнав, что Анна Федоровна родилась в 1929 году, а живущая вместе с ней родная сестра Мария Федоровна Комлева – в 1926, мы попросились в гости. Одна пережила оккупацию, другая – вернулась из немецкого рабства. К сожалению, мы опоздали – года на три, – потому что в памяти уже много стерлось. Но благодаря помощи Нины Михайловны, дочери Анны Федоровны, которая знает мамину и тетину жизнь, сестры вспоминали вой­ну, пусть и обрывочно.

*  *  *

…Очень быстро после того, как объявили о вой­не, в деревне стали разносить повестки. Как говорит Анна Федоровна, сначала их вручали «пожиловатым» мужчинам. А через день принесли и молодым. Но молодежь тогда на фронт не попала: приехали в Рудню, а военкомат уже разбомбили немцы. Вернулись домой. Совсем скоро им предстояло выбирать, кому служить…

…В кратчайшие сроки в районе было организовано рытье противотанковых рвов. Два таких рва соединяли Малую и Большую Березину.

…Немцы в деревню пришли той же дорогой, что и наполеоновские вой­ска 100 с лишним лет назад – из д. Одрино (Адрина, как здесь говорят – авт.), через мост на речке Березине. Самые смелые бегали посмотреть на чужеземцев, а немцы сразу же стали хозяевами в деревне, сварачивая курам головы, требуя «млеко и яйки». У соседки Ульяны были маленькие «парнята» (близнецы), мальчик и девочка. Чтобы не оставить детей без молока, мама пошла на хитрость: приходящему с бидончиком немцу показывала кринку, где в молоке барахтались мухи. Немец ругался, обзывал хозяйку свиньей и уходил. А женщина доставала из кринки мух, которых незадолго до этого сама же и набросала. На день дети были с молоком.

…Брат Егор не пошел в полицаи. В отместку семье сначала не разрешили выгонять корову из хлева на пастбище, а потом и вовсе ее отобрали, согнали в Затесы. (После освобождения отец ходил ее забирать, но вначале не смог. В той семье, где потом оказалась корова, было пятеро детей: они плакали, кто за шею корову обнимал, кто за ухо держал).

…Жили в постоянном страхе, никто не знал, что с ним будет даже не завтра, а сегодня. Люди, не имеющие простого мыла, не говоря уже об элементарной медицинской помощи, едва ли не поголовно болели чесоткой, вшами. От чесотки расчесывали себя до коросты – гнойных струпьев. Спасались народными средствами, в том числе отваром из коры крушины. Страдающая коростой односельчанка возвращалась из леса, несла в солдатском котелке надранную кору. Фашисты ее расстреляли, решив, что она носила еду партизанам.

…Как говорит Анна Федоровна, партизаны дружили с их отцом. Семья помогала чем могла. Отец снабжал табаком – самосадом, мама пекла хлеб. Выполняли еще какие‑то поручения. Так поступали и другие односельчане.

…При боевых действиях всей деревней уходили в лес. Еду на теплах (кострах) готовили, и даже стирали. О вой­не до сих пор напоминают ямы, оставшиеся в окрестных лесах. Те, что поглубже и пошире, – от землянок, мелкие и хаотично разбросанные – от схронов, в которых прятали нехитрое крестьянское имущество.

…Всей деревней были на волосок от смерти. Это когда за какие‑то провинности или в качестве устрашения и взрослых, и детей согнали в большое гумно. Если бы хоть кто‑то выстрелили по немцам, гумно немедленно подожгли бы. Но людям повезло остаться в живых.

…Перед освобождением в 1943 году многие эвакуировались в Мервино, Тубольцы, многие уходили в лес. Осень в тот год хорошая была, теплая. В лесу пока прятались, жаровин (клюквы) по мешку, говорят, набрали. Анна с мамой тоже уходили в Мервино, отец остался в Березине.

Когда деревню освободили, наши солдаты кричали: «Дарьи, Марьи, идите печку топить!» А деревня стояла пустая, да и дома не все уцелели. Как говорит Анна Федоровна, полицаи вышли себя оправдать и обстреляли немецкую машину, а те в отместку зажигательными пулями уничтожили жилье, постройки.

…Наступление нашей армии продолжалось в направлении белорусского Горбово и деревни Рудня, откуда никак не могли выбить фашистов. На помощь пехоте самолетов туда летело – небо черным было, но господствующую высоту взяли.

…В освобожденную деревню возвращались люди – из леса, эвакуации. Вернулись и Анна с матерью – на пепелище. Хату сожгли. Отец умер.

…Когда линия фронта отодвинулась, хоронили убитых солдат. Их привезли на телеге с болота за деревней. Положили тела возле гумна. Деревенские женщины принесли теплой воды, обмыли от крови их лица. Хоронили в двух братских могилах, выстелив их лапником, а сверху закрыв тела плащпалаткой. В одной могиле упокоились 9 солдат, в другой – 3. Потом их останки перенесли в одну из братских могил города. А сколько тех солдат осталось еще лежать на болоте, неизвестно. По рассказам, еще долго время от времени находили на болоте черепа и кости.

…Сразу после освобождения наши бойцы разминировали окрестности, особенно тщательно проверяли дороги, ну а на все остальное не хватало людей, и не позволяло время. Поэтому от встречи с миной никто не был застрахован. Но, наверное, еще больше осталось неразорвавшихся снарядов. Подрывались взрослые, но чаще все же дети. В деревне погибло сразу шестеро детей, из любопытства бросивших в костер снаряд.

…В октябре 1943 года мобилизовали деревенских мужчин. Ушел и брат Егор. О его гибели они узнали из письма призванного с ним односельчанина. Потом пришло извещение. Рядовой красноармеец Комлев Григорий Федорович, 1915 г. р. (именно таким было его имя по документам), служивший в 578 стрелковом полку 208 стрелковой дивизии, был убит 18 января 1944 года и похоронен в деревне Теренино Псковской области. Его фото, такое же, как и на сайте «Память народа», висит на стене, в рамочке под стеклом.

Многие из того призыва не вернулись домой.

…Жизнь после освобождения была тяжелой, но пусть и впроголодь, и в холоде – люди были счастливы мирному небу над головой. Сколько послевоенных тягот вынесли (в прямом смысле этого слова) на своих плечах женщины, не перечислить. Работали, не роптали, тяжело было всем. Вот, к примеру в Затесы на сыроварню носили на коромысле молоко – это семь километров в одну сторону. Домой несли отгон (обрат). Из Рудни в Тур несли соль, ее потом распределяли в магазине, за деньги, – по стакану на человека.

…Весну 1945 года встречали работой. Пахали на коровах и быках. Ходили в Рудню за семяной – через день, а то и каждый день. Насыпали женщинам по ведру зерна, и они несли этот ценный груз – будущий хлеб нового урожая. В один из таких походов пришли в город, а семян не дают. Все люди – на улицах, с гармонями – вой­на закончилась, День Победы! Веселый был день, но и плакали много.

Мария

На все попытки племянницы Нины разговорить тетю о жизни в немецком рабстве, Мария Федоровна отвечала, что выбросила все из головы.

Но тем не менее общими усилиями хотя бы в общих чертах восстановили те события.

*  *  *

…Из деревни угнали в Германию не одну только Маню. Летом 1943 года девушек и молодых женщин, обреченных на рабство, вкинули в машину и увезли. Сначала в Рудню (там дрова резали), потом – в Германию, в грузовом товарном вагоне, как скот.

…Марию вместе со всеми определили на завод, вытачивать детали для самолетов. Но была она маленькая, худенькая и совсем малосильная, поэтому ничего у нее не получалось. По состоянию здоровья ее перевели в уборщицы в административном здании. Некоторые немцы оставляли для нее в столе бутерброд.

Потом Марию, как несовершеннолетнюю, отправили работать к бауэру (фермеру). Ей повезло, что над ними не сильно издевались, не били. Они просто работали от рассвета до вечера, постоянно голодные. На неделю выдавали маленькую буханочку хлеба. После подъема в 4 часа утра – получали кружку чаю и крошечный бутерброд. Обед на поле – баланду из турнепса – привозили на телеге. На вопрос племянницы, чем еще они питались в неволе, Мария Федоровна ответила: «Всяк было. Траву ели. Плакали. Домой хотели». Немножко могли подкормиться, когда убирали урожай. Несколько помидорок, спрятанные в карман и принесенные в барак, были счастьем для девчат, которые все так же работали на заводе.

…Освобождали их американцы. Домой вернулись не сразу. Мария даже написала письмо в свою Малую Березину и получила ответ. В письме были и фотографии. Анна увидела свою любимую сестру, в полосатом халате, с порядковым номером на одежде и нагрудным знаком со словом «OST» на груди. К сожалению, потом эти фотографии были утрачены.

…В декабре 1945 года в деревню пришла первая односельчанка из угнанных в Германию, сообщив, что все едут домой. К назначенному времени Анна отправилась за Марией в Рудню на тачке. На станции встретила свою сестру – в недолужном (плохом) пальтишке и клембах (ботинках на деревянной подошве). Сестры обнимались и плакали, не веря своему счастью, тому, что кончилась вой­на, что выжили и встретились.

…В следующем, 1946 году сестры остались одни – мама умерла. Хаты не было, мыкались по чужим углам. Работали в колхозе, на трудодень получали по 5 копеек. Каким‑то чудом у них сохранилась свиноматка. После опороса продали в Любавичах 12 поросят, и на эти деньги им срубили хату. Поставили ее. Крышу в начале накрыли отирой (соломой не в снопах), которую вздымало ветром. Позже ее перекрыли драницей, сначала один бок, потом второй. Не было кирпича, чтобы сложить печь. С соседкой Татьяной на быках возили из Одрино по 300 штук кирпича-­сырца. Печь сложили, а на комен (трубу) нужен обожженный, кирпич, ведь сырец расползется от дождя и непогоды. Кирпич собирали на пепелищах – и в своей деревне, и в помещичьей усадьбе в д. Белозоры. Пол тоже нечем было стелить. Людей выручил сделанный нашими солдатами на болоте бревенчатый настил для продвижения техники во время наступления. Бревна вытаскивали, пилили, стелили полы. К слову, в ту осень орехов уродилось столько, что ветки гнулись.

…Во время вой­ны и первые послевоенные годы выживали подножным кормом. Хлеб пекли с лебедой и липовой мукой (листья липы сморгали, сушили, толкли). Невкусно было, животы болели, но все же это была еда. Выручал лес вокруг деревни с грибами и ягодами. Собирали все, что годилось в пищу. К примеру, с голубикой варили кулагу (мучную кашу с добавлением ржаной муки). Пока соберут ягоду, надышатся, порой до тошноты, ядовитым багульником, непременно растущим по соседству. Однажды еще живая мама отправила их отлеживаться среди конопли, растущей в конце огорода. Почему‑то полегчало.

…Работая в колхозе, никто не думал ни о каких документах. Казались они ненужными бумажками. Долгое время в колхозной конторе валялись без нужды трудовые книжки. Спустя десятилетия Анна Федоровна плакала, узнав, что по документам она не является тружеником тыла: записи в трудовой книжке не было. А добиваться присвоения этого звания можно только с помощью свидетелей, которые смогут подтвердить факт работы в военное время.

…Послевоенная судьба сестер сложилась как у всех. Вышли замуж, родили детей. Анна Федоровна работала в полеводстве и на ферме, Мария Федоровна – дояркой. Всю жизнь они живут рядом, в одной деревне, а последние лет девять так и вообще – под одной крышей, в доме Анны Федоровны. Во всем помогая друг другу, они и сейчас сохранили эту привычку заботиться. Анна ни за что не съест вкусный кусочек, не убедившись, что точно такой дочь положила и Марии. Бабушки даже на зиму переезжать куда бы то ни было отказываются наотрез: только в своей хатке.

Поэтому ухаживают за ними по очереди дочери Анны Федоровны – Елена Михайловна (живет в Лиозно) и Нина Михайловна с мужем Николаем Викторовичем (из Смоленска). Жизнь в отдаленной деревне учит запасаться всем необходимым до следующей автолавки. Но в весеннее бездорожье (особенно на участке в два километра от Большой Березины до Малой) автолавка приезжает не каждую неделю. Тогда выручают соседи по деревне, которые на «Ниве» и продукты привезут, и баллон газа при необходимости. Неустойчива в здешних местах и сотовая связь. Каждый день в любую погоду в условленный час спешит Нина Михайловна к дороге, где хороший уровень сигнала, а сестра Елена Михайловна выходит на балкон. Так и живут.

Арина

Попрощавшись с сестрами и взяв в провожатые Нину Михайловну, мы едем на другую деревенскую улицу, где живет Арина Стефановна Кочалко. Анна и Арина, в свое время вышедшие замуж за родных братьев Михаила и Стефана Кочалко, приходятся друг другу невестками. Вспоминать военные годы Арине Стефановне, которой в сентябре исполнится 96 лет, помогал сын Владимир Стефанович (он тоже присматривает за старенькой мамой, которая тоже отказывается покидать свою хату).

Родная деревня Арины – Одрино, а здесь в Малой Березине, жил ее дядя. Основная часть воспоминаний относится к освобождению деревни в 1943 году и послевоенному времени.

*  *  *

…Жители деревни были предупреждены о начале наступления наших вой­ск, а также о том, в каком направлении им нужно уходить из деревни. Вместе с односельчанами Арина с сестрой пошла в Горели, взяв и запас еды – специально насушенные для этого сухари. Кто‑то гнал с собой скотину – корову и даже свиноматку. К сожалению, мама Арины, побоявшись бросать на произвол судьбы хату, спряталась с соседкой в ближайших кустах. Во время боя рядом разорвался снаряд. Соседка осталась целой и невредимой, а мама получила осколочные ранения в живот. Ее потом доставили в госпиталь, развернутый в Малой Березине, но, промучившись недели две, она умерла, оставив дочерей сиротами.

…Отступая, фашисты подожгли все дома, два дома только уцелело. Люди из леса выходили и смотрели, как горят их жилища. Потом пришли в деревню, а там одни каменки (печи) остались. Арину приютила дядькина семья. Из Малой Березины ходили на работу в Одрино. Поля обрабатывали на коровах, быках и вручную. Маленького росточка, Арина, как и все, лопатой вскапывала в день по 2 сотки земли.

…«Как ты жила без мамки? – спрашивает Нина Михайловна. «Не дай бог никому такой жизни, – отвечает бабушка Арина, – ходила в заработки по людям, нянчила детей, ездила в Кенингсберг – молотить зерно. В Рудню на сенбазу возила сено. Нагрузят большущий воз, а нас, девчонок, сверху посадят лошадью управлять. А вечером надо обязательно оброть сдать конюху. В колхозе сильно строго за этим следили».

…После окончания вой­ны радовались пусть и неимоверно трудной, но мирной жизни. Молодежь создавала семьи. В Малой Березине вернулся с фронта Стефан Прокофьевич Кочалко, мобилизованный в октябре 1943 года. Перед отправкой на фронт мама повесила крестик на шею сына, чтобы вернулся живой. И он вернулся… Бравому солдату, дошедшему до Берлина, исполнился всего лишь 21 год. Самой дорогой наградой для него на всю жизнь оставалась медаль «За отвагу». (По словам сына Владимира Стефановича, отец дружил со многими фронтовиками, среди которых самым известным был Герой Советского Союза Михаил Алексеевич Егоров. Для деревенских детей было счастьем, когда приезжал Михаил Алексеевич – каждый раз он катал ребятню на своем автомобиле).

Стефан и Арина поженились, у них родилось восемь детей. Правда, один из малышей умер во младенчестве. За свой материнский подвиг Арина Стефановна награждена медалью Материнства I степени и орденом «Материнская слава» III степени.

Через несколько дней Анна, Мария, Арина, а вместе с ними и все их семьи и вся наша страна встретят самый главный в жизни праздник – День Победы.

Елена Школьская
Фото Сергея Соболева и из личного архива А.Ф. Кочалко

Социально значимый проект «Время помнить»

(Опубликован в газете «Руднянский голос» № 18 от 4 мая 2023 года.)