Воспоминания об отце

Буравский Кузьма Макарович (1923–1994), уроженец д. Шилово Руднянского района. Участник Великой Отечественной войны. Принимал активное участие в освобождении Белоруссии, Польши, Чехославакии, штурме Берлина.
С 1956 года – председатель колхоза имени Димитрова, передового хозяйства района. Награжден орденами Ленина, Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», многими медалями.

До войны отец окончил Любавичскую школу. Приходилось вставать рано, помогать матери по хозяйству. Затем идти за 5 километров в Любавичи, по дороге сворачивая в пекарню, чтобы купить буханку хлеба, и, не отломав себе ни кусочка, принести домой, где семья из шести человек. Учился Кузьма хорошо, получил Похвальный лист. Мечтал выучиться на агронома, но началась война и круто изменила всем жизнь.
Фронт стремительно приближался. В числе других односельчан Кузьма вместе со старшей сестрой Фросей погнали стадо колхозного скота на восток, в сторону Москвы. Преодолев трудный путь, передали стадо и возвратились домой, в деревню Шилово. В Рудне уже были немцы. Молодых людей собирали для отправки в Германию, в число угоняемых попала и сестра отца Татьяна. Кузьма, взяв у матери припрятанный кусок сала, пошел в Рудню. Договорился на обмен, чтобы отпустили сестру, а его забрали вместо нее. Обдумал план побега. Повезло, что в эшелоне попал в последний вагон. Поезд шел в сторону Витебска, и когда Кузьма увидел, что он делает крутой поворот и головных вагонов не видно, решил прыгать (это было в Песках, где потом ему пришлось трудиться). Охрана стреляла, но он уцелел. Домой, в Шилово шел ночами, потом скрывался на чердаке, возле речки, в зарослях. Позже ушел к партизанам, потом фронт…

«Было это зимой сорок четвертого. Морозно. Метель пуржит. Бои временно приутихли. Вот и дали мне винтовку с оптическим прицелом поохотиться за фашистскими офицерами. По пути к передовой нашел смерзшийся труп убитой лошади, вырыл возле него окоп, извлек из животного внутренности, проделал дыру, сделав своеобразную амбразуру для обзора переднего края противника и снайперского выстрела. Не один час пролежал на холоде, пока в окуляры бинокля не попали три офицера. Один из них, такой солидный и важный, в добротной шинели с меховым воротником, то и дело поднимал к глазам бинокль, вглядываясь в нашу сторону. Тут я нажал на спуск. Что там было – понабежала уйма гитлеровцев, куда-то унесли важную особу. А потом открыли по нашей стороне сумасшедший огонь. И как я только под такой лавиной металла жив остался – все поле перепахали снарядами. (Из очерка Николая Казакова «Часто снятся те ребята».)

Семья осталась на оккупированной территории. Отец, мать, три сестры: Фрося, Татьяна, Мария, брат Сергей. Отец не дождался сына с войны, умер от воспаления легких. Брат Сергей и еще двое подростков подорвались, когда разбирали снаряд под Любавичами. Нашли их только на третий день пастухи. Наш дядя и его товарищ погибли сразу, а третьему оторвало ноги, он отполз в сторону, но истек кровью. Я помню, когда случалось ехать с отцом по дороге в Любавичи, он всегда замолкал, закуривал в том месте, где погиб его брат.
Самые ранние детские воспоминания об отце связаны с бесконечным ожиданием. Я его все время ждала: вечером ждала, когда он приедет, но так и засыпала, не дождавшись; утром просыпалась с вопросом: «папа приезжал?» Вот только он появлялся, когда я уже спала, и уезжал, когда я еще спала. Он полностью отдавал себя работе: в сельском хозяйстве не бывает выходных. Мы жили в Шилово, он работал в деревне Могильно, ездил за 10 километров (через Любавичи, Чушаи, Тур.) Вначале – верхом на лошади, потом на мотоцикле. Лишь значительно позже, когда хозяйство окрепло, появился «Москвич», а затем Газ-69.

«Колхозом имени Димитрова Буравский руководит с 7 марта 1956 года. Принял он его и растерялся: куда ни кинь – везде клин. Техники – раз, два – и обчелся, лошадей чуть ли не по пальцам сосчитать можно, людей мало, скотные дворы ветхие, семена без роду и племени. Но верили люди фронтовику, видели – ведет правильную линию: много строит; беря кредиты у государства, не тратит деньги направо и налево, а покупает машины, сортовые семена, породистый скот, поощряет отличившихся в труде. Значит, осел в деревне на весь свой век, глубоко пуская корни в крестьянскую жизнь. И люди, о благе которых печется председатель, верят ему безгранично, беспрекословно выполняют его распоряжения. Знают: так надо для дела. (Из очерка Николая Казакова «Часто снятся те ребята»).

Мы с братом Сергеем росли вместе со всеми деревенскими детьми и никогда не выделялись среди своих сверстников, хотя росли в семье отца, председателя, и матери, учительницы. Как и все деревенские дети, помогали по хозяйству (корова, свиньи, куры, огород, пчелы), имели свои обязанности. Отец никогда не наказывал нас ремнем, хотя иногда мы того и заслуживали. Нам было достаточно одного его взгляда, чтобы понять, хорошо мы поступаем или плохо. Когда повзрослели, были просто беседы, разговоры. В деревне чувствовалось уважение к отцу, каждый мог обратиться за помощью, за советом к Макаровичу. И мы просто не могли его подвести и плохо поступить. Когда учились, он любил повторять поговорку полководца Суворова «трудно в ученье, легко в бою».
Воспоминаниями о войне с нами больше делились наши тетушки, сестры отца: старшая, тетя Фрося, и тетя Мария. Пережив страшную войну и все испытания, они никогда не жаловались на жизнь, трудились долгие годы и говорили «лишь бы не было войны». Рассказывали про то, как брат откупал тетю Таню от угона в Германию, как они пережили оккупацию, как позже ходили зимой за 5 километров в деревню Дубровку чистить от снега аэродром, когда там базировался полк «Нормандия-Неман», как стирали белье раненым в госпитале…
Рассказывали про свою мать Евдокию Мироновну. Когда немцы отступали и приближался фронт, жители деревни ушли в лес в сторону Приволья. Бабушка ночью вернулась пешком в деревню, разобрала в доме пол и потолок, а доски спрятала в кустах возле речки. Это потом сильно помогло семье, поскольку деревню почти полностью сожгли немцы, остался всего один дом. На зиму выкопали землянку, укрепили спасенными досками и ютились в ней до 1947 года, пока не вернулся в деревню демобилизованный отец. Он первым делом отправился в лес, заготавливать бревна для новой избы.

Татьяна Цыбульская